Осень всегда была порою
поэтов. Серые дни, слякоть и романтика
дождя со снегом. Осень всегда была
наполнена музыкой — во всяком случае
для тех, кто в состоянии расслышать ее в
шелесте уже начавших гнить листьев.
Portishead похожи на каждый день осени. Тучи
над головой, вода под ногами, люди
грустны, мысли не о том.
Приятно знать, что солнце
светит не всегда.
Бристоль, город, давший жизнь
Portishead находится на юго-западе Англии. Hе
очень далеко от Уэльса, однако на
приличном расстоянии от
прихиппованной лондонской музыкальной
тусовки и еще дальше от Манчестера —
эпицентра последних британских поп-взрывов.
В стороне от камер, диктофонов,
блокнотов с карандашами и
журналистского персонала,
обслуживающего это добро. Hе то, чтобы
Beth Gibbons, Geoff Barrow, Adrian Utley и Dave McDonald играли
в прятки с прессой — совсем нет, просто
они не в восторге от повышенного
интереса четвертой власти. Beth вообще не
дает интервью.
"У нас в группе нет лидеров.
И мы не хотим быть поп-звездами",
говорит Geoff, продюсер и основная
движущая сила, "Мы просто работаем в
студии, а на выходные разъезжаемся по
домам." Beth пишет текст. Adrian создает
музыку, Dave совмещает предыдущие два
пункта. Лучшая аналогия —
нейрохирургия звука, точная и
внимательная к каждому пациенту. До сих
пор все живы.
Если кто-нибудь напишет
книгу о сенсационных первых альбомах,
диску Dummy
посвятят первую или вторую главу.
Девяностые годы вряд ли переживали
столь захватывающие дебюты больше
десятка раз. Первая композиция, которой
заболело королевство, называлась Sour times.
До 94 года никто и ничто не звучало так,
как Portishead, даже учитывая почти
культовых Tricky и Massive Attack (тоже, кстати,
бристольцев). Голос Gibbons, загадочный и
сильный, был наложен на грустную, почти
суицидальную мелодию и ритм ударников,
в прошлой жизни бывший, вероятно, чем-то
из темы к Mission Impossible, а в позапрошлой —
хип-хопом.
Альбом вышел платиновым в
Великобритании и золотым в Америке, но
группа не стала достоянием широкой
публики. Hесмотря на редкий успех, они
закрылись в студии и продолжили работу.
Через три года вышел одноименный
альбом, Portishead|Portishead.
Hе как бесчисленные проекты, у которых
сравнительный интерес представляли
только первые вещи, новый диск 97 года
получился насыщенным и очень сильным
продолжением Dummy.
"Мы выросли" начинает
Adrian. "Мы перестали быть там, где мы
были раньше". "Когда мы закончили
Dummy", прерывает его Geoff, "нам самим
уже стало неприятно звучать как то, что
мы только что сделали. Европа тогда все
равно что с ума сошла по сэмплированной
музыке. Изо всех щелей повылезали
бутлеги, сделанные на различных
медленных ритмах. Просто зацикливаешь
и получаешь Portishead. Hужно было либо
бросать все, либо начинать что-то новое.
У нас должен был быть свой звук. Другой
звук."
Portishead оказались камнем,
брошенным в середину музыкальной
культуры, и последняя ответила
разошедшимися кругами на мутной воде —
волнами электронной и трекерной музыки,
на которых уж несколько лет катаются
все, кому не лень. Это называют "электроника"
— домохозяйственный термин вроде "альтернативы",
под него подходит все, что мяукает не в
такт — от брейкбита вроде Chemical Brothers и
Prodigy до драм'н'басса от Рони Сайза или
последних вещей от Everything But The Girl.
Стиль Portishead называют trip-hop, но
особой радости они от этого не
испытывают. Кто-то еще придумал термин
sad-core, довольно точно соответствующий
их меланхоличному саунду, но в широких
массах это словотворение почему-то не
прижилось.
"Садкор? Да уж, лучше, чем
трип-хоп. О названии трип-хоп даже
несерьезно вести речь. Стиль это то, что
говорит о композициях, о словах и о
музыке. То, что говорит о ритме и
настроении. Это хип-хоп, но это много
еще что кроме хип-хопа. Глупо
придумывать определение. Это музыка
Portishead, равно как Pink Floyd это Pink Floyd и Radiohead
это Radiohead. Сходите в магазин и
посмотрите на букву 'P'." Оки-доки.
Медленный ритм, минорные
аккорды и слова, пропитанные
депрессией. Песни, которые с большим
успехом могли оказаться гимнами тех
самых morituri, которые делают аве Кесарю
salutent, если бы только не были интересны,
как сама жизнь. Результат сотен часов
работы в студии в попытках делать то,
чего не делает никто и при этом делать
то, что чувствуешь. Даже при том, что
больше половины готового материала
идет в мусор, это — лучшее, чем можно
заниматься.
"Самый сильный наркотик."
— Geoff.
Как бы то ни было,
воспринимать Portishead, как музыку
испорченного настроения, эдакий
технотронный блюз, по меньшей мере
неверно. Это не банально плохое
расположение духа, какое бывает в
воскресенье вечером, это совсем другое
расположение духа — в другой плоскости,
если не вообще в другом банаховом
пространстве.
"Hе то чтобы Beth постоянно
была в депрессии. Просто когда она
слушает музыку, ее текст становится
очень личным. Выражением ее
собственных эмоций."
Это верно. Текст Beth
необыкновенно искреннен, он даже почти
выставлен напоказ. Ее слова летают
вокруг вещей, о которых помнят, когда их
нужно забыть. Это слова одиночества,
литеры трещин в сердце, звуки песочных
часов. Они необыкновенно подходят ее
голосу и вместе с ним образуют смысл и
сущность композиции. Вербальную
наполненность — "то, о чем". Как
будто раньше было неясно.